Дневник экспедиции АПУ — 2017. 25 июля

25 июля. День восемнадцатый

День сегодня начался еще ночью — с рыбалки для отбора проб. Для исследований нужны все звенья пищевой цепочки, и одно из них — рыба, пикша и треска. Посмотреть сразу слетелись все окрестные чайки. Но этом ладно — приплыл еще и кит — малый полосатик или кит Минке. Они ни рыбой, ни чайками не питаются, видимо, приплыл просто поглазеть. Кит не просто покрутился вокруг «Молчанова», но даже высунул голову из воды. От неожиданности никто не успел даже этот примечательный момент сфотографировать. Чайки усаживались прямо на борт. К одной такой я подбиралась маленькими шажками, медленно и осторожно, и подошла совсем вплотную. Мало того, что эта не улетела, рядом уселась еще одна.

Кит Минке — это самый мелкий из китов семейства полосатиковых с длиной тела до 11 метров. Он самый многочисленный из китов в Баренцевом море. Но меня лично киты Минке игнорируют. Вот сколько раз видела китов, все попадались редкие гренландские. Фотография не моя — кит «клюнул» на Ирину Покровскую. А так малые полосатики встречаются на всех свободных ото льда акваториях в период летнего нагула: с середины апреля до середины октября.

26 июля поздравляем с днем рождения Клемана Хансе!

День рождения в Арктике, а тем более в море — к удаче. Это из личного арктического опыта J. По секрету скажу, что поздравления собирала Шанталь.

Жизнь в камне

Пока другие были заняты рыбой и китами, Сергей Горячкин рассказывал мне о находке почвенной группы. У почвоведов самые романтичные определения в этом рейсе — одно «дыхание почв» чего стоит. Сергей Викторович рассказывал о том, что им удалось подтвердить на севере Новой Земли жизнь в камне. В 2015 году была случайно сделана первая находка: на мысе Желания тогда нашли эндолитные почвы, описанные в Антарктиде, но никогда до этого не обнаруживаемые в этой части Арктики. Я, кстати, помню, как это было. В том рейсе участвовал Николай Гернет, я думаю, с ним многие познакомились в Бухте Тихой. 2 года назад он, буквально захлебываясь от восторга, писал, что «почвоведы сделали открытие! и нашли совсем новые почвы! Никто не знал, что такие в Арктике есть! До этого их находили только в Антарктиде!».

Как пояснил Сергей Горячкин, в этот раз на мыс Желания они ехали целенаправленно, зная, что им нужно. А нужно было узнать, случайной была та находка 2015 года или это обычное явление для севера Новой Земли. Теперь мне понятно, почему нашей почвенной группы нет на общей фотографии. Они как забурились в две самые непримечательные скалы мыса Желания, так и пропали для общества.

Это мне рассказал уже старший научный сотрудник отдела географии и эволюции почв института географии РАН Никита Мергелов, лекцию которого я бессовестно прогуляла, считая, что ничего не пойму, тем более на английском. Хотя признаюсь, после этого рейса для меня почвы открылись совершенно с новой стороны. Это, оказывается, чертовски интересно.

Скалы, между которыми находится «дорога» к маяку мыса Желания, далеко не такие скучные и безжизненные, какими кажутся. Это все маскировка — жизнь там внутри. И она действительно внутри камня. Такие системы называются эндолитными.

Как объяснил Никита Мергелов, на настоящий момент эндолитные системы на конгломератах мыса Желания — это самая северная находка таких объектов на территории России и в Восточном секторе Арктики в целом. Ранее эндолитные системы в Арктике были описаны лишь на Канадском Арктическом архипелаге, а среди других климатически экстремальных регионов планеты подробно исследовались в Антарктике и в жарких пустынях.

Выглядит эндолитная система как зеленая прослоечка внутри камня. Я такие камни на мысе Желания до этого сама видела и думала: что за фигня (извините!) зеленая? Наверно, это медь... По химии в школе у меня была пятерка. Оказывается, я думала в точности как американский микробиолог Имре Фридман, который впервые начал серьезно изучать этот вариант существования жизни. Он так подумал, когда обнаружил камень с зелеными вкраплениями чего-то в пустыне Негев. И считал, что это медь, пока не решил посмотреть на образец в микроскоп. Он о своих открытиях написал, публикация была в Science, но сразу на нее особо никто внимания не обратил. Заметили тогда, когда в космос запустили Вояджеры, и стали думать, есть ли жизнь на Марсе и в каком виде. «Почему бы не в камне?!» — решили СМИ и общественность, узнав об исследованиях Фридмана.

Зеленое — это цианобактерии и зеленые водоросли. Осуществлять фотосинтез и, получается, жить, у них получается за счет того, что в породе есть полупрозрачные зерна кварца или полевого шпата. Они пропускают свет, что цианобактериям и зеленым водорослям и требуется. В остальном: ветер не сдирает, вода через поры просачивается — красота! Дальше к компании могут присоединяться и другие, гетеротрофные компоненты микроэкосистемы, грибы, например. Возникшее сложное сообщество организмов взаимодействует с минералами породы, что способствует выветриванию и образованию почвоподобных тел, мощностью до первых сантиметров. Такая система называется эндолитной. В настоящее время эндолитные системы рассматриваются в качестве возможных аналогов почвоподобных тел, которые формировались на Земле до появления высших растений.

— И главное, что мы обнаружили, — сказал Никита, — что это не единичное явление, что это не на какой-то единичной трещинке, а они действительно имеют сплошное распространение в осадочных породах, в данном случае в конгломератах. И те две скалы, мимо которых мы проходим (это мы все прошли..., эх), они имеют такой сплошной скрытый слой, где осуществляется продукция первичного органического вещества, прежде всего цианобактериями и зелеными водорослями.

Правовой блок

Так как Арктика сейчас интересует всех, в том числе и тех, кто к ней не имеет никакого отношения, вопросы, связанные с деятельностью в этой части планеты, нужно тщательно регулировать. Для меня все эти вещи — что, как и почему, остаются сложными. Какое государство какую декларацию подписало, какое не подписало, кто подписал, но не ратифицировал.

Я даже утащила все презентации Андрея Тодорова — старшего научного сотрудника Российского института стратегических исследований. В них у него все по полочкам разложено. Лекции он, правда, читал на английском, а я и на русском в этой теме с трудом разбираюсь, но после них стало все гораздо понятнее.

— Курс лекций имеет целью донести до студентов и членов экспедиции идею о том, что успешное сотрудничество в регионе не было бы возможно без опоры на солидный фундамент — международное право, — это я специально попросила Андрея кратко написать о его курсе лекций. — В ходе обсуждения был подробно рассмотрен международно-правовой режим акваторий Арктики на основе Конвенции ООН по морскому праву 1982 года, определяющей права, обязанности и юрисдикцию как прибрежных, так и других государств в регионе. Особое внимание было уделено неурегулированным юридическим вопросам — разграничение континентального шельфа Арктики, правовой статус Шпицбергена, а также основных транспортных полярных маршрутов — Северного морского пути и Северо-Западного прохода.

Про СМП и Северо-Западный проход говорится много, но по сути пока это не слишком популярные трассы. По Северо-Западному проходу за все время до 2015 года транзитом прошло всего 236 судов. По СМП в 2014 году — 24 судна, в 2015–2018, из них только 8 под иностранным флагом.

Андрей говорит, что актуальность тематики определяется тем, что в непростых геополитических условиях современности арктическим странам крайне важно сохранить и развивать Арктику в качестве региона взаимовыгодного сотрудничества и диалога. Государства осознают, что проблемы, которые ставят перед ними суровые условия арктического региона, можно полноценно решать только сообща. Особенное значение этот тезис приобретает в свете ожидающейся активизации экономической деятельности в регионе, связанной с перспективами освоения энергетических ресурсов на шельфе арктических морей, расширения судоходства и рыболовства.

Мы разговаривали с Ясмин Гут — она красиво сформулировала, что Арктика дает хороший образ международного сотрудничества. Проект Ясмин посвящен истории Русской Арктики, сравнению, что было во времена СССР и что сейчас, особенно в свете событий последних лет, когда стали говорить о новой Холодной войне или, по крайней мере, ее элементах. Может быть, риторика похожа, но обстоятельства и условия совсем другие.

Андрей Тодоров отдельную лекцию посвятил правовому режиму именно в Арктике.

— Определенные успехи в этой области, безусловно, достигнуты благодаря работе Арктического совета, в рамках которого были подготовлены и подписаны первые в истории региона три пан-арктических соглашения.

И в этой лекции Андрей указал, что же будет дальше. Думаю, все будет очень непросто. Сейчас все большая часть Северного Ледовитого океана становится свободной ото льда. Соответственно там можно что-то делать: возить грузы — наверно, добывать углеводороды — пока вряд ли, но когда-то станет возможно, а вот ловить рыбу — это самое перспективное. Ото льда освобождается и та часть, которая относится к открытому морю, что означает свободный доступ для любого, кто пожелает туда зайти, например, для рыбаков Китая или, скажем, Японии — не самых традиционных для северного полярного региона. И все это нужно будет регулировать.

Поэтому в заключение Андреем был предложен прогноз относительно возможных направлений расширения международного сотрудничества в Арктике в ближайшем будущем. Прежде всего, речь идет о регулировании рыболовства в центральной части Северного Ледовитого океана, разработке единых стандартов в области транспортной деятельности и освоения минеральных ресурсов в полярных водах, а также установления новых ограничений с целью охраны окружающей среды.

Найти родственника «слона»

Сразу объясню название. Я спросила Владу Пеневу, можно ли увидеть нематод, которых она изучает, невооруженным глазом. Она засмеялась, сказав, что обычно нет, хотя есть нематоды длиной 12 мм — «это настоящие слоны. Однажды я видела такую в почве». Обычно же эти существа длиной миллиметр, а толщиной 20–80 микрон. Конечно, такую без микроскопа увидеть проблематично.

— Они привыкли в узких пространствах жить. Это их ключ к успеху, — Влада так описывает предмет своего научного интереса, что я почти перестаю их бояться.

Так вот, что касается «слона». Гиганты — паразиты высших растений, фруктовых деревьев, например. В прошлом году на Шпицбергене был обнаружен вид Xiphinema parapahydermum, который относится к тому же семейству Longidoridae, что и те самые длинные нематоды. Одна из проб на острове Гукера была взята возле корней полярной ивы — в таких же условиях был найден шпицбергенский нематода. Влада говорит, что вполне возможно сделать подобную находку и из-под ивы на ЗФИ. Во всяком случае, такой вариант не исключен.

Влада на лекции сегодня показывала разных нематод, которые могут жить где угодно, и я поняла, что они меня пугают. Да и под электронным микроскопом это сущие монстры. Известно их на сегодняшний день почти 25 тысяч видов. И это далеко не предел. Существа это древние, что совершенно им не мешает эволюционировать дальше, создавать новые виды и головную боль для ученых, которые спорят, глядя на образцы, новый это вид нематоды или не очень, поскольку иногда это не очень понятно.

Питаться они могут чем угодно: есть нематоды-поедатели бактерий, поедатели грибов, поедатели растений, нематоды-хищники и нематоды-паразиты-кого-угодно. Болгарские специалисты активно изучали нематод Антарктиды — на острове Ливингстона находится болгарская антарктическая база. И выяснили, что антарктические нематоды предпочитают бактерий. Скорее всего, арктические тоже, но тут может оказаться и немало любителей грибов.

Открытая наука

Любомир Пенев в своей лекции рассказал о системе, которая предполагает, что не только результаты любых научных исследований могут выкладываться в открытом доступе, но и данные, как эти исследования велись. Я не специалист, но мне кажется, что это важно. Бывает так, что кто-то проводит колоссальную работу, не подозревая, что другие уже этим занимались. И самое обидное, когда выясняется, что это не привело к желаемому результату. По словам Любомира, открытость исследований — это стиль, это своего рода профессиональная этика. Чтобы все видели не только результат, но и то, как к нему пришли.

Еще интересный момент — заявки на гранты. Заявка может быть превосходной, идея замечательной, но в силу многих обстоятельств гранты получают нередко не те, кто их действительно заслуживает. Любомир говорит, что неплохо бы, чтобы грантовые заявки тоже публиковались в открытом доступе. И для примера приводит журнал RIO (Research ideas and outcomes), где такие материалы публикуются. Как и многое другое как раз в русле идеи Открытой науки.